— Если он действительно возвращался, то непонятно, как он не наткнулся все-таки на труп — это же буквально рядом, — сказал Климов.
Я прищурился:
— В соседней комнате, я заметил, нет окон. Зайдите туда, Климов, бросьте свою фуражку на пол, обернитесь трижды вокруг себя и ищите ее. Посмотрим, когда вы вернетесь сюда. А лучше проведем этот эксперимент в другое время.
— Да-а, — задумчиво почесал затылок Климов. — Это все похоже на правду. И давно вы знаете об этом?
— Я уже вам сказал, Климов, что я ничего не знаю. М только предполагаю. Причем эти предположения окончательно сформировались в разговоре с вами. Так что вы являетесь их соавтором. А сейчас мне нужны доказательства, что наши предположения верны. Это может определить ход расследования. Поэтому поезжайте в газету «Советский Крым», найдите там ответственного секретаря Владимира Петровича Шустова. Скажите ему, что этот пакет от меня.
…Приятно все-таки быть старшим — ответственность иногда стимулирует движение мысли…
Газетная публикация («Сов. Крым» No 202 от 7 — IX ),
УБИЙЦА БУДЕТ НАЙДЕН
В ночь с третьего на четвертое сентября около поселка Солнечный Гай на шоссе Ялта — Карадаг остановилась легковая автомашина. Из нее вышли двое. Постояли на обочине, покурили, потом один из них неожиданно трижды выстрелил в затылок другому и, уехал, бросив около тела своего спутника небольшую, лопату. Убитый — молодой человек лет 28 — 30, выше среднего роста, среднего телосложения, с волнистыми темно-русыми волосами, в рубашке и брюках темно-серого цвет, в черных полуботинках.
Следствие активно разыскивает убийцу. Однако он? пока не обнаружен, хотя нет сомнения в том, что преступник будет найден и понесет заслуженное наказание.
Следствие обращается к населению с просьбой о помощи: любые, даже самые незначительные данные, так или иначе касающиеся убийства, интересуют следователя и могут оказаться полезными, равно как и соображения граждан относительно личности убитого убийцы, а также мотивов убийства.
Если вы располагаете какими-либо сведениями происшествии на Ялтинском шоссе, — обратитесь но или по почте в Управление милиции либо Прокуратуру Крымской области. О своих наблюдениях и соображениях по этому вопросу можно также сообщить любое отделение милиции, расположенное поблизости от вашего дома или места работы. Вас внимательно выслушают и будут вам благодарны за помощь.
Лист дела 21
6 сентября Исх. No 239-251
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
криминалистической экспертизы по делу No 4212
Об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения предупрежден — эксперт-криминалист
Леонтьев В.
(образование высшее, стаж работы в качестве эксперта-криминалиста одиннадцать лет).
Для исследования представлены: 1) Обрывок рецепта с малоразборчивыми надписями и слабовидимым оттиском круглой печати; 2) Расческа с плохо различимым клеймом.
Экспертизе дано задание: восстановить текст оттиска печати на рецепте и буквы либо знаки, составляющие фабричное клеймо на расческе.
I
Исследование печати произведено путем фотографирования оттиска инфракрасной люминесценцией.
Для исследования клейма метка его также подверглась фотографированию с двенадцатикратным увеличением.
II
В результате исследования восстановлена часть букв в оттиске печати и фабричное клеймо.
1. Текст оттиска печати (взамен букв, которые восстановить не удалось, проставлен знак "+"): а) В центре: «++я рецеп++в». б) По окружности: «+++лин+а+++ и+++ая+ п+++кл».
2. Клеймо на расческе представляет собой углубление овальной формы, в котором выдавлены буквы «Т. П. К.».
Вещественные доказательства и фототаблицы прилагаются к настоящему заключению.
Эксперт-криминалист Леонтьев.
Я вышел на вторую спираль поисков, получив заключение криминалистической экспертизы. Вот тогда-то и вспомнил, как однажды Генка Санаев, размотав невероятной сложности дело о фальшивомонетчиках, на радостях напился и провозгласил: «Сыщики! Любите и уважайте Шерлока Холмса! Этот старый дилетант кое-что умел!»
Мне довелось многое повидать, но разгадывать шарады с пляшущими человечками еще не приходилось…
Лист дела 22
Я послал в Москву, в Министерство торговли, запрос о клейме на расческе. На интересный ответ особенно не рассчитывал — ведь расческа могла дать только географическое направление поиска. Вот рецепт — штука сугубо индивидуальная, и если бы нам удалось его расшифровать, то очень многое сразу бы стало на свой места.
Я приехал в Управление и поднялся на третий этаж, в НТО — Научно-технический отдел. Эксперты, которых мы называем «халдеями», занимали две комнаты, заставленные какой-то совершенно немыслимой аппаратурой и громоздким оборудованием. Сознавая свое превосходство над нами, непосвященными, «халдеи» ведут себя чрезвычайно покровительственно, когда принимают нас в своих владениях. При всем том эксперт Леонтьев встретил меня радушно, хотя сразу же потребовал отчета!
— Какие можете дать показания?
— Я, наоборот, хотел у вас чего-нибудь дополнительно узнать насчет рецепта.
— То-то, — иронически прищурился Леонтьев. — Может быть, хоть теперь вы поймете: эпоха личного сыска умирает. Будущее криминалистики — это наука и техника.
— Ага. Точно. Математики будут вычислять фармазонщиков, а физики — хватать ширмачей.
— Цинизм без юмора — это ужасно, — схватился за голову Леонтьев.
— Да? Может быть, — согласился я. — А все-таки, что можно узнать насчет моего рецепта?
— Вы дитя своего времени. Этот типичный сиюминутный практицизм. Возмутительно! С вами нельзя поговорить серьезно.
— Почему же нельзя? Можно. Даже нужно, — робко сказал я. — Только покороче.
Леонтьев, безнадежно махнув рукой, нажал кнопку — на окне опустилась темная штора, и к экрану протянулся дымящийся луч от проектора. Изображение рецепта, который я недавно держал в руках — маленькую замызганную бумажку, — возникло на белом полотне.
— Вот ваш рецепт, обработанный люминофорами и сфотографированный в ультрафиолетовом косопадающем освещении. Общий вид. Нравится?
— М-да. Изумительно, — сказал я. — И что?
— А вот что. — Леонтьев уперся световым лучом указки в верхний край рецепта. — Эта часть, где были штамп поликлиники и фамилия пациента, оторвана. Вот здесь мы видим хорошо сохранившуюся пропись латинскими буквами… Латынь вечна, — назидательно добавил он.
— Еще бы, — поспешил я согласиться. — Язык цезарей и фармацевтов.
— Внизу полустертая печать и неразборчивая подпись, — игнорируя мое замечание, сказал Леонтьев. — Дата — 20 августа.
— Значит, рецепт пролежал в кармане две недели, — предположил я. — Но эта дата и подпись врача без печати нам ничего не говорят. Нам нужна печать.
— Вот вам печать, — сказал Леонтьев и сменил диапозитив. В центре печати отчетливо была видна надпись: «++я рецеп++в».
— Ну, это понятно, — сказал я. — «Для рецептов». Дальше.
— Пожалуйста. — Леонтьев показал следующий кадр — круг рецепта с надписью: «+++лин + а+ ++и+ + +ая +п+ ++кл».
Я удрученно промолчал. Леонтьев неуверенно спросил:
— Вам что-нибудь говорят эти пляшущие человечки?
— С человечками было проще — они ведь все разные… А больше ничего нельзя из ваших люминофоров выжать?
Леонтьев развел руками:
— Двадцать лет назад и это было невозможно…
— Утешительно… — пробормотал я. — Какие же тут могут быть слова?
— Наверное, характер учреждения?
Я стал перечислять:
— Амбулатория, поликлиника, клиника, больница, медсанчасть… В печати есть буквы "п" и «кл»…
— Поликлиника, — уверенно сказал Леонтьев.
— А если клиника? А? — безнадежно махнул рукой я. — Теперь — «лин».
— Это из названия. Впрочем, в системе здравоохранения этих названий тысяч десять…